Глава 9. ПРОРЫВ НА РУБЕЖЕ ВЕКОВ
Знакомство с “вольными путешественниками” окончательно укрепило во мне желание организовать самостоятельную поездку в Монголию. Весной 2000 года был составлен план действий. В качестве напарника я, не колеблясь, остановил свой выбор на тверском зоологе Андрее Шмитове, с которым мы не раз совершали вылазки на болота. Его энтузиазм и готовность в любое время отправиться в дорогу являлись залогом успешности задуманного проекта.
Нехватка у нас материальных средств больше не казалась серьезной проблемой. Тем не менее, летняя суета на работе и дома неумолимо вносила свои коррективы в намеченные сроки поездки . Мы смогли тронуться в путь лишь 28 июля.
Остаток этого дня в Москве запомнился неожиданным случаем. В последний момент к нам настойчиво захотел присоединиться мой старый знакомый – Александр. Его желание было вполне понятно: он много раз бывал в Саянах, работал на руднике в Норильске, плавал на рыболовецком судне в дальневосточных морях. Неудержимое стремление путешествовать, а точнее, “срываться” в даль являлось неотъемлемой частью его одинокой и во многом непонятой окружающим натуры. Однако судьба распорядилась иначе. Через год его не стало.
Но в тот, последний вечер, мне только и оставалось, что постоянно убеждать Александра: наша поездка не единственная, за ней последуют другие, и мы сами далеко не уверены, что сможем найти что-либо по-настоящему интересное. В ответ я услышал его пронзительно грустную и врезавшуюся в мою память фразу, прозвучавшую, словно завет: “Да, я знаю, есть в этом озере черепаха!”
Поезд тронулся с Казанского вокзала около полуночи. Наш вагон, следовавший в Бийск, был почти полностью укомплектован туристами. Среди них - группа водников, собирающаяся сплавляться по бурным алтайским рекам, рыболовы, мечтающие о заветных хариусах, велотуристы с зачехленными “горниками”, последователи учения Рериха, ищущие “Шамбалу сияющую”… Кстати, одна из “последовательниц” – пожилая москвичка - подбодрила нас, сообщив, что сейчас самое удачное время для путешествия. Что ж, спасибо на добром слове! Так или иначе, Алтай, очаровывая своими красотами, как магнитом притягивает в летние дни многочисленный туристический люд …
После полудня 31 августа наш поезд прибыл в Бийск – начальный пункт автомобильного этапа нашей поездки. Немного грустно расставаться с доброжелательными соседками – почитательницами Рериха, их увозят в район Белокурихи. Мы же отправляемся на частной “Ниве” в Горно-Алтайск. Я пытаюсь внимательно разглядеть Бийск, где в 1939-1941 годах служил в конной артиллерии мой отец. В центре города сохранились старые купеческие дома и церковь из красного кирпича. Запомнилась рекламная вывеска “Все виды соли – Бийская соль”. За городом начинается широкое шоссе, проносимся мимо Сросток и указателя на дом-музей В.М. Шукшина. Вскоре у дороги показалась Катунь с белесой водой, а у горизонта зазеленели предгорья Алтая. По совету нашего водителя останавливаемся на ночлег на станции юных туристов, расположенной на берегу быстрой речки Маймы.
Ранним утром первого августа нам предстояло отправиться на автобусе по Чуйскому тракту до ближайшего к монгольской границе райцентра Кош-Агач. Вначале дорога тянулась по живописному берегу Катуни мимо большого палаточного городка Манжерок. Затем - поселок Чегра. У биологов это место славится своим питомником, в котором сохраняются редкие, в основном привезенные из Сибири, породы домашнего скота. Первая большая остановка - в райцентре Шебалино. Где-то в этом районе располагается крупное мараловодческое хозяйство, из которого олени были выпущены в завидовские леса.
(Имеется в виду акклиматизация сибирского оленя-марала в Завидовском научно-опытном охотничьем хозяйстве в 1960-х годах.)Еще более живописные пейзажи - в районе Семинского перевала. Невозможно привыкнуть к постоянно меняющемуся калейдоскопу горных красок и оттенков цветов, необычности скал и осыпей, стремительному “беловодью” рек, разбегающимся по склонам каскадам елей, лиственниц и кедрачей. Среди великолепия алтайской природы уныло выглядят лишь ветхие, почерневшие от времени избушки с хаотично переплетенными изгородями и загонами для скотины.
Постепенно горы становятся все выше и величественнее, приближаются заснеженные вершины Северо-Чуйского хребта. Запестрели украшенные лентами камни и ветви деревьев у священных родников и водопадов, исстари почитаемых алтайцами. Начинается Курайская высокогорная степь, но дорога все еще продолжает набирать высоту. Местность приобретает пустынный вид с желтой травой и серо-бурыми скалами. Среди птиц наиболее заметны снующие у обочины дороги каменки, на столбах – силуэты канюков-курганников, иногда среди гор пролетают небольшие стайки скалистых голубей. В шестом часу вечера наш сильно опустевший автобус прибыл на конечный пункт – райцентр Кош-Агач. Оставаться на ночь в незнакомом, не слишком уютном месте нет никакого желания. Вскоре мы уже ехали на старенькой “Волге” через Чуйскую степь к пограничной таможне Ташанта. У лобового стекла в машине водителя-казаха подвешен своеобразный амулет, состоящий из связанных в пучок перьев филина. Позднее подобные талисманы, оберегающие от несчастья, еще не раз встречались на нашем пути.
У ташантийского контрольно-пропускного пункта пусто, переход границы закрыт до утра. Пришлось разместиться на ночлег в маленькой гостинице рядом с погранзаставой. Вечером в соседних комнатах стали собираться водители, рассказавшие, что на днях из Монголии проехал известный велопутешественник Гончаров, с которым я познакомился в Москве. Николаю Федоровичу удалось воплотить в жизнь свою мечту – пересечь всю Монголию с востока на запад на своем верном друге – велосипеде “Белый лебедь”. Эта приятная новость еще больше придала нам уверенности в задуманном путешествии.
На следующее утро у таможни выстроилась целая очередь из машин, но нашим надеждам на скорое попадание в Монголию не суждено было сбыться. В основном это были новенькие УАЗики, перегоняемые большими партиями с ульяновского автозавода. Эти надежные машины составляют основу монгольского автотранспорта, и пользуются у местного населения большим спросом. Однако почти все они были либо доверху набиты различным российским товаром (запомнилось огромное количество ученических тетрадей и коробки с пивом “Балтика”), либо уже заполнены до предела пассажирами. Еще более загруженными оказались грузовики “ЗиЛ-130” с разобранными юртами и прочими пожитками монгольских казахов. Стояли в очереди и четыре бензовоза-КамАЗа из Бийска, но их водители, сославшись на инструкцию, не брали попутчиков. Лишь один из казахов пообещал забрать нас после обеда, но так и не появился. Удалось лишь выяснить, что до ближайшего монгольского аймачного центра Улгей около 150 километров.
Надежда появилась лишь вечером в образе грузовика-вездехода ГАЗ-66, явно смахивающего на экспедиционную машину. Наши предположения еще больше укрепились, когда из нее вышло несколько человек “ученого” вида в штормовках, но вскоре они вновь уехали обратно.
Самой большой неожиданностью в этот день стало для нас появление четырех питерских велотуристов, возвращавшихся из Монголии. Им предстоял непростой маршрут по Монгольскому Алтаю, и было видно, что эта дорога далась им не просто.
(О своем монгольском путешествии Н.Ф. Гончаров написал статью "Соло на велосипеде", опубликованную в журнале "Вояж", № 11 (51), 2000. - С. 98-103.За целый день, проведенный в ожидании у ворот таможни, невольно начинаешь обращать внимание на появляющихся в поле зрения животных. Особенно запомнились клушицы – птицы, по внешнему облику отдаленно напоминающие грачей, но с ярко-алыми, немного загнутыми книзу клювами. Эти обитатели гор мне были знакомы по работе в Чаткальском заповеднике в Узбекистане. Правда, там они встречались далеко от человеческого жилья среди каменистых осыпей на высокогорных склонах, а здесь их стайки держались в поселке на столбах и крышах построек, нисколько не сторонясь близости людей и машин.
Следующим утром погода резко испортилась, подул сильный ветер, небо заволокло сплошной облачностью, что было вполне нормальным для этих мест, но наше настроение улучшилось после знакомства с пассажирами вчерашнего ГАЗ-66, вновь прибывшего на таможню. Это была экспедиция из Томска в составе девяти человек. Они уже около месяца проводили работы на Алтае, а теперь направлялись в Монголию, в Гоби, по пути планируя заехать в университет в городе Ховд. Выслушав нашу просьбу, руководитель экспедиции Сергей Иванович Коваленко без особых раздумий согласился нас подвезти до Улгея или даже до Ховда, что было, разумеется, воспринято нами с энтузиазмом. Окрыленные успехом, мы быстро погрузились в фургон, и незамедлительно въехали на территорию таможни.
Однако вскоре появилась серьезная проблема: у нашего водителя не оказалось лицензии на международные перевозки, которую нужно заблаговременно выправлять по месту проживания. Переговоры-уговоры не принесли никаких положительных результатов. Пришлось возвращаться обратно и ехать в Кош-Агач. Мы же вновь остались ночевать на границе.
Утром 4 августа появился знак свыше – пролетел степной орел. Наконец-то, к полудню, мы в составе томской экспедиции стали проходить таможенный контроль, но из-за большой автомобильной очереди оказались на монгольской территории лишь вечером. Машина медленно тронулась в путь по горной степи. Через небольшое оконце в переполненном вещами и людьми фургоне было трудно разглядывать окрестности. Нашими первыми монгольскими “гидами” стали молодые супруги-ботаники Александр и Наталья, которые быстро описывали нам все попадающиеся в поле зрения растения. Степь, как оказалось, предстала перед нами во всей своей красе: после прошедших дождей рост растений набирал силу, все пространство вокруг пестрело от цветущих трав: зеленели “подушки” акации-караганы, степной ковер украшали заросли астр, терескена, ковыля, степного чая, и многих других видов флоры.
Как выяснилось, прелести окружающего мира волновали далеко не всех участников экспедиции, многие из них уже неоднократно бывали в Монголии и были заняты более “интересным” делом – разгадыванием кроссворда, оглашая на весь фургон очередной сложный вопрос. Дорога как таковая отсутствовала, машина шла по колее, а параллельно нам наперегонки двигались бийские бензовозы, еще быстрее мчались счастливые обладатели УАЗиков, наверняка считавших свои машины лучшими в мире.
Вскоре в отдалении появились белые юрты скотоводов, а рядом с ними пестрые фигуры яков, табуны лошадей и коров, стада коз, изредка попадались верблюды, но вот ожидаемого обилия овец почему-то не было. Дорога постепенно спускалась к долине крупной реки Ховд. К половине девятого вечера наша машина въехала в Улгей, состоящий в основном из кварталов плоских серых мазанок и нескольких пятиэтажек в центре.
Остановились у ворот нефтебазы. Смеркается. Пора прощаться с томичами. Желаем друг другу счастливой дороги, и вскоре наши друзья уезжают куда-то вдаль, к озеру с незнакомым названием. Теперь нам не по пути. Сразу становится как-то не по себе, соотечественников уже нет рядом с нами. Вокруг - пустынный незнакомый городок, в котором еще надо суметь найти место для ночлега. Невольно в голову лезут мысли о том, как здорово путешествовать в большой дружной компании, на своей машине, с запасом продовольствия и всего необходимого, не завися ни от кого и не прося ничего у окружающих. Но с другой стороны, подобные коллективные поездки связаны с немалыми затратами и всяческими сложностями при оформлении различных разрешений. Если вы путешествуете в одиночку или малой группой, появляется больше свободы передвижения на попутном транспорте, больше свободы действий, возможностей выбора пути и объектов наблюдений по собственному желанию, новых встреч и знакомств, обычно недоступных в больших экспедициях, подчиненных решению конкретных задач. Да и сам путь до района работ в “организованной” экспедиции часто не имеет большого значения, он воспринимается как вынужденное пассивное перемещение, тогда как для путешественника важен сам путь, а не его конец.
С такими мыслями мы начали знакомство с Монголией. Пора было отправляться на поиски ночлега. Первым на нашем пути оказался сторож нефтебазы. Он весьма оживился, услышав нашу просьбу, и сразу же повел нас через центральную площадь города к ближайшей гостинице, но вскоре нас остановили двое знакомых по ташантинской таможне. Ими оказались казах Леня и алтаец Саша, приехавшие на стареньком “Москвиче” в Улгей немного раньше нас. Они предложили остановиться у них в номере, перебив все уговоры нашего сторожа. Позднее мы об этом решении очень пожалели, но в тот вечер были рады встрече и, особенно не раздумывая, согласились на предложенный ночлег.
Гостиница представляла собой длинное одноэтажное приземистое здание с решетками на окнах, расположенное на центральной площади городка. Номер оказался без излишеств: большая комната с четырьмя провисшими железными кроватями, застеленными далеко не свежим бельем. В одном конце длинного, слабо освещенного коридора располагался умывальник, а в другом – некое подобие бара или буфета. Туалет во дворе отеля оказался чист, но опасен своей глубиной, в которую можно было легко угодить, маневрируя в темноте. Порадовало лишь то, что, несмотря на вечернее время в гостинице и ее окрестностях не наблюдалось хмельного люда, да и стоимость ночлега была не столь высока. Зато наши соседи были весьма настроены на потребление отвратительно пахнущей водки “Архи”…
Утренний свет, пробивающийся сквозь металлическую сетку в нашем окне, развеял сны первой монгольской ночи. Еще рано, на улице ни души. Хочется быстрее на свежий воздух, прогуляться по пробуждающемуся городку. Первым делом я отправил телеграмму в Москву, сфотографировал центральную площадь в окружении административных зданий с пустующей доской почета. Больше всего понравился современный корпус краеведческого музея, в котором, как указано в английском путеводителе “Lonely Planet”, хранится самая большая в мире шкура снежного барса.
Однако вместо осмотра музея нам предстояло познакомиться с местным базаром, который в тот субботний день был особенно многолюден. Большая площадь оказалась уже сплошь заставлена УАЗами с разным “ширпотребом”, в основном китайского и российского производства. Попадалось, правда, и свое, монгольское: кипы сухих овчин, а у некоторых торговцев через плечо были перекинуты связки рыжевато-бурых шкурок сурков-тарбаганов. Из продуктов больше всего удивили большие серые брикеты прессованного китайского зеленого чая, чем-то похожие на пластины строительной минеральной ваты. По их внешнему виду не сразу догадаешься, что этот продукт предназначен для употребления в пищу, пусть даже и в качестве чайной заварки. Сквозь разрывы упаковочной бумаги, испещренной иероглифами, была видна плотная растительная ветошь, состоящая из довольно крупных листьев и веток совсем не чайного, в нашем понимании, вида.
У одной из машин мы познакомились с невысоким молодым казахом, который вместе с женой занимался обменом валюты и торговлей, на первый взгляд, не очень ценным товаром в виде больших мотков синтетической бечевки. Пачки тугриков, рублей и долларов лежали у всех на виду среди прочих вещей, и их обладатель, как нам показалось, не очень беспокоился о их сохранности. Как выяснилось позже, на местных рынках практически нет проблем с воровством. Здесь не очень полагаются на государственное правосудие, но зато с детства привыкли соблюдать сложившие веками “законы степей” и опасаться всех вытекающих последствий в случае их несоблюдения.
Калимат, как звали нашего нового знакомого, учился в Киеве и хорошо говорил по-русски. Узнав о наших планах, он сразу же высказал готовность вести нас на озеро за сто пятьдесят долларов. Можно и нужно было соглашаться с его предложением, но я все же принял решение взять другого водителя, которого нашел нам Леня всего за сто долларов. Им оказался казах по имени Тимур, работавший несколько лет в Экибастузе. Присутствующий при этом Калимат отнесся к нашей сделке с подозрением и, подозвав меня в сторону, высказал свои опасения, попросив сразу по приезде с озера связаться с ним. Однако решение было принято, деньги заплачены, и мы, закупив немного продуктов и заправившись бензином, выехали после полудня в путь.
Быстро свернув с основной дороги, наш УАЗик “поскакал” по ухабистой колее вдоль каменистых предгорий, сбегающих уступами в ивняково-тополиную пойму быстрой, мутно-сизоватой реки Ховд. Зелень по берегам и островам реки резко контрастирует с желто-бурыми цветами сухих безлесных гор. Первые дорожные впечатления - очень яркие и запоминающиеся, мы не удерживаемся от остановки для фотографирования пейзажа. Дорога то удаляется, то вновь приближается к реке, но в итоге окончательно уходит в сторону, сохраняя северо-восточное направление. Из окна автомобиля кажется, что он мчится с высокой скоростью, но это оптический обман, стрелка спидометра не дотягивает и до 50 км/час. Заунывные монгольские мотивы помогают нашему водителю коротать время в долгих степных переездах, мне же больше по душе рок-композиции группы “Queen”, многие из которых созданы на берегах всемирно известного, пусть и не монгольского, озера.
Преодолев небольшой перевал, мы увидели синеющее вдали крупное пресноводное озеро Ачит-Нур. Приозерная низменность была покрыта заболоченными лугами, на которых держалось много птиц: журавлей-красавок, белых и серых цапель, лебедей-кликунов, уток-крякв и различных куликов. Но основной колорит местной орнитофауне придавали большие стаи серых гусей, которые, не обращая особого внимания на движущуюся в десяти метрах от них машину, отдыхали на траве, так и не поднявшись в воздух.
Остановились на небольшой отдых у неказистого кубообразного сооружения из глины с торчащими из стен палками. Эта мазанка была своеобразной придорожной столовой, по местному – гуанз. Пока хозяйка готовит еду, есть возможность немного осмотреть побережье озера и его обитателей. Больше всего заметны большие бакланы, возвращающиеся с рыбалки на берег. Приятно удивила встреча стаи крупных чаек – черноголовых хохотунов, отдыхавших прямо на дороге. У самой воды на песчаном пляже суетились зуйки и белые трясогузки. Большие стаи скворцов постоянно взлетали из травы и садились вновь, вероятно, привлеченные обилием насекомых. Местные комары и мошки ведут себя странно. На дороге и открытых песчаных участках их совершенно нет, но стоит пересечь узкую травяную полосу, как они наваливаются со всех сторон темной массой, облепляя лицо и руки, но кусают мало.
Внутри мазанки сумрачно и прохладно. Обедаем за длинным столом супом-лагманом, в качестве напитка подают солоновато-мутноватый чай с молоком из китайского термоса. Такой чай для нас необычен, но пьем его с удовольствием, он отлично утоляет жажду, в чем еще не раз пришлось убедиться в ходе поездки. Воду для чая обычно кипятят в чугунном котле, бросая в качестве заварки порцию того самого (неважного на вид) плиточного чая, и доливают козьего или верблюжьего молока. Затем вновь доводят до кипения, добавляют соль, масло, немного поджаренной муки, слегка обжаренного бараньего сала, а по некоторым данным, еще и костного мозга барана. Пьют его без сахара, но с небольшими твердыми шариками из теста – баурсуками, обжаренными в бараньем жиру. И еще, пиалу с чаем нужно принимать от хозяйки обеими руками (в отличие от курительной трубки, которую следует передавать только правой рукой).
К вечеру жара спадает, и путь становится более приятным. От Ачит-Нура наша машина уходит строго на восток через невысокие горы и степи-карагайники, отдаленно напоминающие африканские саванны. Кусты караганы достигают человеческого роста, а нередко в них скрывается и легковая машина. Попадаются и открытые солончаки с белыми разводьями соли и розовеющими полосами солянок. Становятся более заметными и животные: дорогу то и дело перебегают зайцы-толаи, суслики, грызуны-песчанки, из птиц очень много жаворонков, каменок, мелких соколков, попадаются рябки-саджи и канюки-курганники.
В лучах заходящего солнца окружающий пейзаж особенно контрастен и ярок, им не перестаешь любоваться, но из состояния приятного созерцания выводит быстрая и довольно широкая река Ширвин-Гол, преградившая нам дальнейший путь. В месте предполагаемого брода она разливается на несколько рукавов, которые наш водитель успешно преодолевает один за другим, но в самой последней протоке, всего в трех метрах от берега, машина попадает в довольно глубокую яму. УАЗик несколько раз рванулся и заглох посреди быстрого потока. Через открытую дверь вода моментально наполнила весь салон. Николай еще несколько раз пытался завести двигатель, но вода, проникнув в глушитель, предопределила нашу судьбу. Для освобождения из водяного плена требовалась другая машина, шанс на встречу с которой в бескрайней монгольской степи показался нам маловероятным. Однако водитель был совсем иного мнения, заявив, что колея, по которой мы ехали весь день, не что иное, как оживленная автомобильная трасса, и к ночи по ней обязательно поедут монголы, предпочитающие для поездок темное и прохладное время суток. На этом было решено прекратить все попытки самостоятельного выталкивания машины из воды и приступить к разбивке лагеря. Спать пришлось недолго. Около полуночи с противоположного берега реки послышался гул моторов. Вскоре бензовоз “ЗИЛ-131” без особого труда вытащил на берег нашу машину.
Следующий день, воскресенье, 6 августа, стал одним из самых памятных в моей жизни. Выехали в начале восьмого. Утренняя степь насыщена жизнью. Уже примерно через километр пути около заброшенной кошары нам попадается весьма интересная птица – монгольская саксаульная сойка. У нее запоминающаяся внешность: длинный изогнутый книзу черный клюв, такого же цвета концы крыльев и “шапочка”, контрастирующие с рыжеватым оперением тела.
Местность становится более гористой, с каменистыми осыпями и скалами. Встречается много грызунов. В дополнение к сусликам и песчанкам на камнях стали попадаться фигурки пищух, а вот и толстый сурок-тарбаган со всех ног несется к ближайшей норе… Последнюю точку в картине придорожного животного мира ставит филин. Он неожиданно срывается со скалистого уступа, медленно и плавно взмахивая широкими крыльями, перелетает вдоль склона и на наших глазах садится на один из каменных останцев на гребне сопки на фоне восходящего солнца. Незабываемая картина дикой природы!
По пути посещаем небольшой монгольский городок Намир. Его пригороды обставлены белыми юртами в окружении глинобитных заборов. В одну из них нас пригласили доброжелательные хозяева. Внутри за маленьким столиком сидели двое: пожилой хозяин и буддистский монах в коричневом одеянии. Последний оказался довольно веселым человеком: что-то постоянно говорил, держа в руках стопку длинных белых листков бумаги с какими-то, вероятно религиозными, изречениями. Узнав от нашего водителя, что мы собираемся посетить Хиргис-Нур, он заметил, что в этом озере водится много крупной рыбы, а на побережье есть горячие источники. На мой вопрос, не знает ли он о существовании в озере каких-то крупных животных, уклончиво ответил, что об этом лучше спросить местных скотоводов.
Попав впервые в настоящую юрту, хочется внимательно рассмотреть ее внутренности. Вдоль стен стоят небольшой комод с зеркалом, заставленным множеством черно-белых фотокарточек, шкаф, сундук, железная кровать, перегородка, напоминающая ширму, и даже холодильник. Каркас юрты деревянный, выкрашен в красный цвет. В левой (мужской) половине хранится конская сбруя. В целом все выглядит довольно опрятно и уютно. Убранство юрты и порядок пребывания в ней строго определены вековыми традициями народа. Гостям здесь всегда рады, но надо уважать и обычаи хозяев. Так, заходя в юрту, нельзя наступать на ее порог. Если гость младше хозяина, он протягивает старшему обе руки ладонями вверх и низко кланяется. Юрта – экологически чистое и очень удобное в кочевой жизни жилье, недаром многие богатые туристы их покупают.
Отведав монгольского чая и поблагодарив хозяев, мы двинулись дальше. Однако сразу за поселком наш путь преградила довольно широкая и полноводная река. И вновь у противоположного берега наша машина заглохла посреди воды. Пока наш расстроенный водитель ходил за помощью, на берегу появилось несколько монгольских мальчуганов, с явным интересом разглядывающих нас с Андреем. Их горячее желание пообщаться с нами ограничивалось явной нехваткой русских слов (как и у нас – монгольских). Я, не найдя ничего лучшего, как подарить значок, после небольшой паузы все же услышал робкое “спасибо”.
Вскоре мы вновь в пути… Местность становится все более холмистой и пустынной, с белесыми пятнами соленых озер. Впервые за всю дорогу мы заметили признак цивилизации – линию электропередачи. При этом у основания каждой железобетонной опоры были разложены крупные камни, как оказалось, ограждающие их от столкновений с машинами. Дорог же в степи все равно нет!
Наш путь все время шел на подъем, но неожиданно он закончился, и перед взором открылась огромная, идущая под уклон пустынная равнина, напоминающая своим видом дно высохшего моря. В колеблющемся горячем мареве полуденной жары мы въезжаем в Котловину Больших озер. И вот водитель указывает рукой к горизонту, где в самом низу появляется вытянутая, блестящая на солнце полоса воды: “Вот он, ваш Хиргис-Нур!”. До него около пятидесяти километров. Машина набирает скорость и мчится по ровной как стол пустыне среди редких кустов перекати-поля и отбегающих подальше в сторону верблюдов. Эти величавые животные малопугливы, иногда приходится сбавлять скорость и сигналить, чтобы они освободили путь машине.
Русла ручьев давно пересохли, нет воды и на солончаковых впадинах. Суровость пейзажа усиливают скелеты и высохшие трупы лошадей, коров и верблюдов. Миновав последний солончак, поднимаемся по пологому склону в маленький поселок Наранбулаг, состоящий из скопления мазанок и юрт, нескольких выбеленных известью административных зданий и небольшой буддистской часовни за глинобитным забором. Небольшая пропыленная рощица пирамидальных тополей не в состоянии завуалировать наступающую со всех сторон пустыню. На улицах ни души.
На окраине поселка находим заправку (полузакопанную в склон холма цистерну), берем в попутчики одного солидного монгола и поворачиваем на восток. Озеро уже недалеко, хорошо видна его западная суженная часть. Мы едем вдоль северного берега по предгорьям хребта Хан-Хухей. Озеро постепенно расширяется, противоположный берег почти теряется в дымке у самого горизонта. Неожиданно на пути появляется несколько юрт, стоящие рядом машины и группы монголов, прогуливающихся по берегу с детьми. Некоторые из людей, засучив брюки, бредут по мелководью, но никто не купается, не видно и лодок. Водитель сообщает, что это место отдыха у целебного источника-аршана, вблизи которого всегда останавливаются проезжающие. Чуть дальше – настоящее чудо – большое каменное здание с несколькими деревянными постройками. Это курорт на горячих источниках, о котором сообщалось в путеводителе “Lonely Planet”. Однако он пустует, в окнах отсутствуют рамы, да и людей почти не видно. За курортом пересекаем по мосту небольшой ручей и, проехав еще около семи километров, въезжаем на гребень высокой косы Чацарганы-Шугум. С нее открывается потрясающий вид на самую широкую часть озера. Мы покидаем машину, просим водителя немного подождать, и спешим к воде.
На озере тихо. Первое, что бросается в глаза – обилие птиц. Больше всего бакланов, рассевшихся стаями на песке вдоль уреза воды. Обычны здесь и другие рыбоядные птицы – черноголовые хохотуны и серебристые чайки, видели крупную крачку-чеграву… Все внимание приковано к пляжу вдоль крутого западного склона косы, где должны располагаться загадочные следы, но, к сожалению, вся песчано-щебнистая поверхность густо испещрена копытами скота. Очевидно, этим летом скотоводы постоянно загоняли сюда свои отары. Наверное, это было связано с большим количеством осадков, которые разбавили соленую воду озера и позволили использовать ее для водопоя. В этом мы тоже сумели убедиться: со стороны косы, обращенной к открытой акватории, воду с привкусом соды вполне можно пить, но в прибрежных мелких заливах она сильно щелочная, противная на вкус. Осматривая в бинокль северо-восточный участок побережья, я насчитал двенадцать белых юрт, установленных на разном удалении от озера. Были замечены и проезжающие мимо озера машины, в том числе и КамАЗы-бензовозы. Не было сомнений, что условия для людей и скота в окрестностях озера этим летом были приемлемыми.
Склон косы состоял из двух террас. Первая, нижняя, высотой в полметра начиналась сразу за пляжем в 5-10 метрах от воды. Ширина ее не превышала десяти метров, дальше начинался крутой подъем еще метров на пять с выходом на вторую террасу, а затем следовал крутой гребень центральной косы, высоко возвышающийся над озером. На восточной стороне пляж был более широким и пологим с белесыми пятнами на местах высохших заплесков озерной воды. Удивило полное отсутствие на берегах каких-либо предметов, не говоря уже о мусоре. В полосе прибоя лежали лишь обрывки водорослей, перья птиц и рыбьи кости. В нескольких километрах восточнее виднелась вторая, еще более протяженная коса. Залив, разделявший обе косы, оказался мелководен, но с других сторон светлое песчаное дно с выходами камней просматривалось только метров на двадцать-тридцать, а дальше вода резко темнела, указывая на рост глубины.
Первым желанием было поскорее искупаться в прозрачной бирюзовой воде, лишенной всякой мути, но с плавающими на поверхности странными пленками из мельчайших склеенных песчинок. Заходить далеко в воду совсем не хочется, огромное озеро пугает своей таинственностью, намекая на неведомых виновников следов.
Неожиданно у самого берега появляется крупная рыба, отдаленно напоминающая нашего жереха. Это алтайский осман, а точнее, его хищная форма – “нохой загас”. Вскоре мы увидели еще штук двадцать таких рыбин, кружащихся над одним местом и не проявлявших видимого испуга при нашем приближении к ним. Множество бакланов и крупных чаек ловили более мелких османов по всей видимой акватории. В тишине приближающегося вечера были хорошо слышны гулкие шлепки постоянно выпрыгивающих из воды рыб.
Так мы дошли почти до самой оконечности косы, пока не наткнулись на группу из четырех соприкасающихся друг с другом следов. То что это были именно нужные следы, не вызывало у нас никакого сомнения. Овальные отпечатки шириной метр-полтора, в точности соответствовавшие описаниям Ярмолюка, были окружены дугообразными, но уже заметно оплывшими валиками песка. Ближе к воде они не просматривались, поскольку вся пляжная полоса была “утыкана” копытцами коз и овец. Никаких признаков движения тяжелых объектов не было и на прибрежном мелководье. Расстояние от уреза воды до “следов” составляло около десятка метров, но сохранившаяся длина каждого из них не превышала полутора метров. Логично было предположить, что отпечатки возникли за несколько дней до нашего визита, еще до того времени, когда по берегу прошли отары скота. Вместе с тем, это были не просто вмятины в песке, а своеобразные выемки от движущихся со стороны озера объектов, перемещавших впереди и по бокам от себя значительное количество сыпучего грунта. Каких-либо иных деталей следов нам разглядеть не удалось. Солнце было еще высоко и не давало возможности контрастно, с тенями, запечатлеть их на фотографии.
Вершина косы состояла из более плотного щебнисто-гравийного грунта, чем ее склоны и основание. Последнее обстоятельство не учел Николай, который в ожидании нашего возвращения решил самостоятельно съехать на окончание косы. Однако добраться до воды ему так и не удалось, машина основательно увязла в песке. Пришлось срочно возвращаться и откапывать колеса машины, используя в качестве лопат жесткие стельки сапог. Водитель жал на газ, но каждый раз машина “садилась” в песок все глубже и глубже. Перегретый двигатель стал давать сбои, потек один из топливных шлангов. Машина глохла при каждой попытке вырваться из песчаного плена. В общей сложности пробуксовали часа четыре - до половины седьмого вечера. Назревала угроза надолго застрять на косе, но спасительное решение пришло неожиданно. Вспомнив, как завидовские водители выбираются из снежных сугробов, я посоветовал шоферу спустить воздух в колесах и тем самым увеличить площадь опоры шин с грунтом. Эффект превзошел все ожидания, УАЗ с легкостью выскочил из песка на плотный гребень косы. Потратив много времени, сил и нервов, было решено отказаться от осмотра второй косы и двигаться в обратный путь.
Все, что мы сумели напоследок – это обойти восточный берег косы, где в лучах заходящего солнца еще издали стала заметной группа больших (высотой до одного метра и диаметром до 2-3 метров) куч песка, расположенных линейно в десятке метров от уреза воды, то есть сразу за условной чертой действия прибойной волны. Однако и в этом случае они были уже довольно старыми, с оплывшими контурами. Казалось, что мы довольно сильно опоздали к моменту появления следов, хотя, по наблюдениям Ярмолюка, именно на этом участке побережья вероятность их появления остается высокой до середины августа.
Подкачав колеса машины, уставшие, но довольные, мы поехали к горячим источникам, где были люди. На склоне горы в беседке у родника нас встретили смеющиеся монгольские девушки. Несколько человек набирали воду, струящуюся по деревянному лотку в окружении традиционных в таких местах разноцветных ленточек. В этот момент я был очарован картиной заката и, не дождавшись своей очереди за водой, побежал вниз за фотоаппаратом. Розовый оттенок появился на широкой глади озера, хорошо просматриваемой с горы. Окружающая суша уже потемнела, но акватория еще ярко светилась. Облик местности стал каким-то неземным, усиливая ощущение иных миров. Появилась Луна и первые звезды. Наступала ночь, и я вскоре прекратил съемку.
Люди приехали на озеро специально на воскресный отдых из Улангома и Ховда, всего человек двадцать-тридцать. Большой интерес у окружающих вызывал мой способ кипячения воды на новой газовой горелке “Camping Gas”, пламя которой все время сдувал в сторону теплый, усилившийся к ночи, ветер с гор. Угощаю чаем всех желающих, затем и нас приглашают в юрту на ужин.
После напряженного дня кажется, что проспим до утра, но около полуночи наш водитель пробуждается и готовится в дорогу. Лунная дорожка высвечивает легкую рябь на озере. Кажется, что я нахожусь на краю света, особенно в минуты, когда в тишине ночи слышна лишь приглушенная монгольская мелодия. До дома четыре тысячи километров! Когда еще раз придется побывать здесь? Когда будет разгадана тайна озера? Несмотря на свою скоротечность, посещение озера дало нам то, что нельзя почерпнуть в книгах и фильмах – это личное ощущение от увиденного, соприкосновение с тайной, новые мысли и аура вдохновения…
На память о Хиргис-Нуре беру маленький кусочек прибрежной щебенки, и машина трогается в темноту. В свете фар разбегаются в стороны устроившиеся на ночлег верблюды, выпрыгивают тушканчики, вылетают какие-то птицы, но особенно много зайцев. Николай по только ему знакомым ориентирам направляет машину на юг в сторону Ховда. Эта дорога на сотню километров длиннее нашего первоначального маршрута, но безопаснее, без водных преград. Постоянно наваливается сон, из которого выводят сильные удары головой о дверь машины, но как только боль утихает, вновь очень хочется спать. Неожиданно из темноты вырастает фигура монгола. Берем его в попутчики. Позднее выяснилось, что этот человек сбился с пути и попросил довезти его до своей юрты, однако “заплутавший” пассажир так резво стал давать наставления водителю, что с трудом верилось в его якобы слабое знание местности.
Предрассветные сумерки застают нас недалеко от озера Хара-ус-Нур. Машина неожиданно выскакивает на приличную бетонку, пересекающую обширную заболоченную низину где-то в низовьях реки Ховд. На дороге на нас со всех сторон набрасывается мошкара – верный признак обилия пресной воды. Пойма вскоре сменяется скалистыми предгорьями, за которыми видны огни довольно крупного по монгольским меркам города. Проезжаем по еще пустынным улицам Ховда. Скорость движения автотранспорта ограничена до 30 км/час, для монгольских дорог этого, наверное, достаточно. Теперь наш путь лежит по предгорьям Монгольского Алтая. К семи утра заезжаем в небольшой поселок Ховд-Сум (на карте ему больше соответствовал населенный пункт Баян-Энгер), где отдыхаем и перекусываем в одной из квартир в здании местного узла связи. Вновь поражает гостеприимство людей. Несмотря на то, что, по словам нашего водителя, отсутствующий хозяин был “другом его знакомого”, в доме которого он, как и мы, впервые, его жена принимает нас спокойно, кормит лагманом, рисом, брынзой, чаем с баурсуками. Среди фотографий в рамке под стеклом замечаю одну со старым казахом-беркутчи. В этих местах сохранилась традиция охоты с беркутами, что делает их одним из самых привлекательных объектов для иностранных туристов.
После небольшого, но крепкого сна на ковре пора собираться в дорогу. Водитель хлопочет у машины. На прощание дарю маленькому сыну хозяйки карманный фонарик. Дорога уходит в горы. Появляются вершины с куполами ледников, среди них самая высокая гора Монгольского Алтая – Цамбаграв уул (4202 м). Особенно завораживают горные долины, покрытые бархатной зеленью трав с округлыми свинцово-синими озерами, в которых как в зеркалах отражаются заснеженные пики и небеса. Тени облаков скользят с одного края долины на другой, усиливая контрастность и без того яркого горного пейзажа, на фоне которого застыли фигурки черно-белых яков и бурых лошадей. Не зря благодаря бескрайним просторам степей и гор Монголию называют страной большого неба! С высоты кажется, что долину можно пересечь за считанные минуты, но она долго не хочет отпускать нашу машину, усердно запутав дорогу среди озер и пасущихся стад.
После полудня дорога начинает постепенно спускаться с гор в сухие долины, рассекаемые лишь редкими быстрыми речками. Последнюю остановку делаем в придорожном кафе-гуанзе около озера Толбо-Нур. Это озеро вытянутой формы считается одним из самых красивых в Монгольском Алтае. Дорогу отделяет от акватории довольно обширная заболоченная низина, но в бинокль удается разглядеть отдыхающих на воде лебедей-кликунов. Оставшийся пятидесятикилометровый участок до Улгея мы бодро преодолеваем к трем часам дня. И здесь нас ждет неприятный сюрприз. Наш водитель вдруг хватается за калькулятор, что-то считает и требует с нас дополнительно сто долларов. Он ничего не хочет слышать об уже проведенной перед поездкой оплате и настаивает на своем. Мы принимаем решение ехать на рынок к нашим посредникам и выяснить вместе с ними все детали. Узнав об этом, водитель долго не соглашается на эту встречу, крутит по разным закоулкам, но, в конце концов, довозит до рынка к нашим знакомым. Начался яростный малопонятный спор на казахском языке, привлекающий внимание окружающих. Стало ясно, что наши посредники либо обманули водителя, либо были с ним в сговоре. Чтобы разрядить напряженную обстановку, я плачу 70 долларов водителю, который мгновенно преображается и вежливо подвозит нас до дверей гостиницы. У нас же настроение отвратительное. Сбылось предупреждение Калимата о подвохе. Не послушав его совета, мы переплатили за дорогу лишние двадцать долларов. Впрочем, все относительно: иностранные туристы выкладывают за тур по Монголии три тысячи долларов, ненамного дешевле предлагают поездки в эту страну и московские турфирмы. Наши затраты составили всего около 400 долларов на двоих.
Вечером дома у Калимата мы обсудили варианты отъезда в Кош-Агач в сопровождении одного из его родственников. Ранним утром выезжаем всемером на УАЗе до границы… На монгольской заставе нам задали резонные вопросы: куда и зачем ездили, почему не зарегистрировались в милиции, почему нет сопроводительного письма? Все обошлось благополучно и быстро, но у российской таможни началось длительное ожидание в очереди. Обнадеживало лишь то, что на ночь на нейтральной полосе никого не оставят, и нас действительно пропустили к шести часам вечера. Уже в густых сумерках, разыскав среди домишек Кош-Агача квартиру нашего знакомого, мы встретили его жену Жанну и были оставлены на ночлег.
Возвращаться в Горно-Алтайск решили на видавшем виды “Жигуленке”. Водитель Евгений, кроме нас, взял в машину молодую семью монгольских казахов с грудным ребенком. Выехали из Кош-Агача одновременно с рейсовым автобусом в 8 часов, но обогнать его нам было не суждено. В дороге у нашей машины начались поломки: вначале “закипел” радиатор, лопнул и протек резиновый патрубок, затем отказал стартер, пришлось запускать машину коллективным толканием. Многочисленные остановки хотя и задержали нас в пути, но зато дали возможность подробнее рассмотреть Алтай и провести фотосъемки в живописных местах. На реках Чуе и Катуни в самый разгар туристического сезона постоянно попадались туристы-водники на больших надувных плотах-рафтах. Приятным завершением нашего маршрута в Горно-Алтайске стала баня на той самой станции юных туристов, где мы останавливались в начале пути.
В Барнауле узнаем две неприятных новости. Весь железнодорожный вокзал оцеплен милицией, у всех проверяют документы и просят немедленно отойти подальше. Оказалось, это реакция на взрыв в московском метро на станции “Пушкинская”. Спешить на вокзал было незачем, билеты на Москву давно закончились, и мы вновь едем автобусом, теперь уже в Новосибирск… На следующий день выезжаем в столицу. До прибытия поезда “Тында-Москва” есть время, и, пользуясь случаем, мы посещаем природный отдел новосибирского краеведческого музея. Андрей разыскал своего коллегу – таксидермиста Виталия Викторовича Николаева, который оказался еще и опытным змееловом.
Проведя в поезде около двух суток, мы прибыли ровно по расписанию в 11 часов утра 13 августа на Казанский вокзал столицы. Наше путешествие подошло к концу. Тайна монгольского озера так и осталась нераскрытой, но был приобретен ценный практический опыт самостоятельной экспедиции, который обязательно пригодится в будущем. Прежде всего, потребуются круглосуточные наблюдения в уже известных пунктах обнаружения следов, а также повторное обследование всего побережья озера. Предпринятая поездка еще больше укрепила убеждение в необходимости дальнейших исследований происхождения загадочных следов на этом еще очень слабо изученном водоеме. Теперь Монголия для нас стала не только страной всадников и белых юрт, неземных красот и медитаций, но и страной таинственных озер.
Через месяц после завершения поездки мой старый друг-орнитолог Александр Мищенко, вернувшись из Великобритании, привез мне флакон воды из озера Лох-Несс, для дальнейшего вдохновения на пути поисков озерных криптидов, но скопившиеся дела, а затем начавшиеся чукотские экспедиции вновь надолго отодвинули монгольскую тему на задний план.
Между тем, интерес к озерным “монстрам” неожиданным образом проявился и на моей родной Тверской земле. Поводом стал непонятно как возникший шум вокруг небольшого, но очень глубокого по местным меркам озера Бросно, расположенного среди живописных ландшафтов Валдайской возвышенности недалеко от истоков Волги. Возможно, именно его глубины, а также расположенность вдали от областного центра, в лесной глухомани, дали волю воображению и закрепили за ним таинственную славу. Слухи о так называемом “бросновском дрыхле” стали просачиваться в местную и центральную печать. В июне 2002 года одна из телекомпаний даже снарядила экспедицию на берега Бросно. Правда, экспедиция эта, под громким названием “За чудовищем”, больше походила на шоу. Несколько дней можно было видеть на экране телевизора, как семеро специально отобранных, очень разных по роду занятий людей суетились на берегу, подшучивали друг над другом, но, кроме одинокого рака, так ничего и не высмотрели во взмученной воде. Но это уже другая история…
Со времени описанных мною событий прошло немало лет. Мир с тех пор сильно изменился, а вместе с ним изменились и мы. Можно сказать, что и наше мироощущение стало иным. Многое, раньше сильно волновавшее нас, необратимо устарело, став широко известным и доступным.
Вспоминаю, как долго приходилось нам добираться до разных мест на “попутках”, автобусах и поездах, как непросто было ориентироваться, не имея в руках подходящих карт. Теперь автомобили наводнили все дороги, и проблема расстояний исчезла сама собой. В распоряжении исследователей ныне - целый арсенал самых подробных карт, не считая мобильных навигаторов и прочих модных электронных “штучек”. О фото- и видеосъемках и говорить не приходится. Одно нажатие кнопки, и первоклассный снимок готов! Но главное, знакомиться с природой теперь можно не с “голого листа”, а опираясь на весомый багаж предшествующих знаний. Вместе с тем, тревожит мысль о том, чтобы у молодого поколения натуралистов не исчезло стремление к поиску нового, необычного…
В наше время у ученых не становится меньше проблем. Одна из наиболее острых и злободневных – поиск путей сохранения биологического разнообразия во все более однообразном мире. Водно-болотные угодья – одни из самых ценных, но вместе с тем и чрезвычайно уязвимых для вмешательства людей мест планеты. В этой книге, пусть и не вполне в обычной форме, автор попытался привлечь внимание к этим ландшафтам.
Болота и горы – это два “полюса” дикой жизни, которые еще хранят в себе, быть может, последние тайны живой природы, не дают угаснуть интересу к ним. Поиск – это не только мощный стимул познания, но и способ поддержания постоянного внимания к проблемам спасения редких видов. Он побуждает энтузиастов, не считаясь с жизненными трудностями, отправляться в путь, навстречу неведомому. Этот путь у каждого из нас свой, своя арена жизни, слагающаяся из множества точек и пятен на карте, в которых мы когда-то бывали, жили или проезжали. Также и мне время указывает новые пути-дороги, все дальше устремляет меня от родных мест в непостижимом порыве осознать образ Земли. И все же, какими бы увлекательными ни были эти дороги, самыми близкими моему сердцу навсегда останутся заветные тропинки Верхневолжья.
1997-2007